Вот я и дома! Я очень долго отсутствовала, причём не только в Москве, но и в интернете, поэтому непозволительно запустила свой дневник; и сейчас возвращаю ему свой долг. За эти выходные я провела прежде немыслимую для себя работу - усердно записывала собственные мысли, пользуясь ручкой и бумагой. Да-да! Я уже очень давно не писала так долго от руки (имеется в виду, конечно, художественный текст, а не школьные бредни). Кроме того, теперь по выходным я буду читать "Женщину в белом" У.Коллинза - это моя официальная дачная литература. За некоторое время до этого я прочитала его повсть "Жёлтая маска" и нашла её весьма увлекательной. Правда, отсутствие достойных женских персонажей, обладающих сильной натурой и при этом добрых и честных, её слегка подпортило, но тут уж мне не пристало жаловаться - иначе повесть получилась бы совсем другая. Всё-таки священник, пошедший на преступление ради возвращение церковного имущества на его законное место - весьма интересная тема. Правда, от такого ревностного служения своему призванию тянет Сент-Джоном Риверсом, с которым я ещё не разобралась и которого не очень-то жалую. Мне и хочется его пожалеть за его кайне неудачный характер, лишающий его всякого счастья, иногда - просто хочется плюнуть ему в глаза, ибо он ничего не видит дальше своих неземных идеалов.
Но я отвлеклась. За выходные я пополнила свою повесть новой порцией далеко не изысканных строчек, но, во всяком случае, написанных честно и с чистым желанием творить. Здесь выкладываю пока не всё, что написала.
читать дальшеГлядя на миссис Карлайл в мягком, уютном полусвете горящего камина, который трещал у неё за спиной, невозможно было определить с достаточной точностью, каков же был её возраст. Очертания фигуры, наполовину спрятанной в поистёршейся обивке, во всяком случае, говорили о той уверенной статности, которой обладают люди исключительные и которая никогда не теряется, даже по прошествии многих лет. Итак, лица миссис Карлайл было не видно – однако едва она наклонялась, шурша тёплым домашним платьем, чтобы поставить на стол изящную фарфоровую чашечку или взять себе ещё одну тартинку с джемом, внимательному наблюдателю становилось ясно, что перед ним уже далеко не молодая женщина. По правде говоря, миссис Карлайл была старухой – вернее, могла бы ей быть, если бы хоть кто-нибудь один единственный раз осмелился назвать её таким пренебрежительным образом. На самом деле при одном взгляде на эту женщину вся пренебрежительность, какая только готова была сорваться у вас с языка, в ужасе убегала обратно в сердце и таилась там так глубоко, что её было уже невозможно вынуть. Миссис Карлайл искренне признавалась, что ей уже больше шестидесяти лет. С той же откровенностью, которую никто бы не посмел подвергнуть сомнению, она утверждала, что сидит спиной к огню не из желания скрыть свою внешность, а из соображений комфорта. Однако именно безыскусственная простота миссис Карлайл придавала её облику какую-то необъяснимую таинственность. Глядя на её лицо, нельзя было точно судить даже по прямолинейным словам, что эта женщина говорит вам правду – всю до конца. Её облик, натуру и дух окутывала дымка загадочности, наделявшая свою хозяйку редкостным очаровывающим шармом и изрядно раздражавшая тех, кто приходил к ней в гости. При всей своей внешней простоте внутренний мир миссис Карлайл хранился в особом секрете, и на первый взгляд открытый её характер порой выставлял собеседникам неодолимые препятствия. Дружелюбная в общении, миссис Карлайл всё же имела тот особенный тон и тембр голоса, который непременно ставил любого человека несколько ниже её собственной особы и порой граничил высокомерием… Впрочем, она была куда более мягка и добра, нежели жестка и надменна. Может быть, потому, что она была уже стара, а может быть, потому, что просто она была женщина. Голова миссис Карлайл с острым, чуть выдававшимся подбородком всегда сидела гордо и чуть высокомерно на раскованных, свободных плечах. Её старчески опущенный, но чрезвычайно подвижный рот имел твёрдые тонкие губы, непоколебимость которых, впрочем, тут же исчезала, когда их трогала лёгкая, гостеприимная улыбка. Кожа у миссис Карлайл была желтовата и походила на истлевшую папиросную бумагу. Одни лишь тонкие, худые руки не желали подчиняться неумолимому закону природы и продолжали быть мягкими, изящными и совершенно девичьими. При виде этих нежных, как будто вовсе не натруженных, безупречных ладоней немедленно возникала мысль о душевной ласковости и доброй натуре их обладательницы. Миссис Элиза имела очень отдалённое представление о том, как должно выглядёть море. Единственный раз, отправившись с мужем за покупками в Бостон, она беглым взглядом ухватилась за мелькавшую вдалеке каменную пристань, вдоль которой шумела и плескалась синяя вода. Но той изумительной, ангельски чистой голубизны, которой упиваются вдохновенные художники и поэты, миссис Элиза не знала и едва могла себе представлять. Именно такого, по её мнению, недоступного цвета были изумительные глаза миссис Карлайл – цвета волны в Бостонском заливе в тихий, нежный, весенний вечер. Сине-зелёные глаза – этот необыкновенный очаг молодости, чистоты и совершенства на огрубевшем, испещрённом морщинами лице – поражали миссис Элизу и бессознательно приводили её в какую-то странную робость, раздражавшую её саму. Миссис Карлайл была совсем не похожа на остальных её соседок и резко выделялась на фоне добротной и спокойной вселенной Вустера. Отличие состояло не только в её экстравагантном облике, но и в самом доме, принимавшем абсолютно чуждый для Массачусетса налёт аристократичности. Присутствие в его стенах миссис Карлайл будто источало какой-то неизвестный роскошный блеск и переполняло им все закоулки дома: в гранёных стёклах буфетной, в загадочно сверкающем хрустале и даже, казалось, в складках передника горничной Жоржетты – везде непримиримо таилась гордая тень благородного происхождения, которым, по слухам, обладала сама миссис Карлайл.
За два дня на даче я расположила в своей голове композицию, придумала повести название и совершила героический для себя поступок - написала несколько страниц от руки! В общем, получаем продолжение:
читать дальшеНебо над головой миссис Смит сплошь полнилось пушистыми снежинками. Они посверкивали и кувыркались, они были легче пёрышка, быстрее её собственного дыхания; они падали из тёмной бесконечности, возвещая о полном равнодушии неба к тому, что происходит на земле. Да и разве может такая благодать, такое нежное великолепие ведать, как тяжело на сердце какой-то Элизы Смит? Где-то за дверью захрустела половица и зазвенел колокольчик за красным прозрачным стёклышком, возвещая о прибытии долгожданных гостей. Когда дверь распахнулась, миссис Смит увидела, как на пороге выросла маленькая, тёмненькая, стройная фигурка, резко очерченный силуэт которой освещала сзади мягкая розоватая лампа. -Ах, это миссис Элиза! – звонко закричала обладательница стройной фигурки и перескочила через высокий порог, попав под луч света уличного фонаря и сделавшись видимой. – Мы так ждали вас, раз за разом ставили чайник!.. Джон всё ходил за дровами и ворчал: мол, вы не придёте – а она сказала: нет. Если Элиза обещала, так значит, она придёт, даже если небо обрушится на землю! И бойкая молодая девушка бросилась на шею растроганной миссис Смит. Миссис Элиза никак не ожидала, что встретит сегодня здесь этого неугомонного бельчонка. -Я так рада видеть тебя, Джульетта, - почти шёпотом произнесла она, поднимая голову с плеча маленькой хозяйки и удивлённо глядя в её молодое сияющее лицо. – Когда же ты вернулась? -Целых три дня назад! – Джульетта схватила свою гостью за руку и увлекла с собой с мороза в дом. – Ах, пойдёмте же, пойдёмте, вы простудитесь! Господи, вот ведь я глупышка: всё говорю, говорю, а на улице такой холод!.. Раздевайтесь, снимайте шляпку, индейка ещё не остыла! Сейчас я побегу скажу Жоржетте, чтобы она несла из кухни пирожные… Молодая девушка умчалась, а миссис Смит облегчённо прислонилась к дверце старого, видавшего виды обтрёпанного шкафа. Егоза!.. Джульетта была ещё совсем маленькая девочка, несмотря на то, что в действительности она на целых три года старше её робкой дочурки Мэри. Миссис Элиза безнадёжно улыбнулась, слыша, как на кухни бойкая Джульетта раздаёт указания негритянке Дженис и сама суёт во все кастрюли свой маленький остренький носик. Джульетта обладала удивительным секретом, позволявшим ей всегда пребывать в хорошем настроении и заменять в этом доме лучик солнца, когда снаружи мела и свирепствовала жестокая вьюга. Как, должно быть, похолодел и опустел этот дом, когда она уехала отсюда пять месяцев назад, отправившись в гости к своей тётке в Шарлоттаун!.. И как, должно быть, потеплели эти стены с её возвращением! Ведь Джульетта обещала матери, что непременно возвратится до Рождества. Однако миссис Элиза была приятно удивлена тем, что юная непоседа сдержала своё слово с такой точностью!.. Ещё минутку, целых шесть десятков секунд она стояла остолбеневшая, испугавшись внезапно пришедшей мысли: каково же ей будет после чая возвратиться в брошенный, пустынный, осиротевший дом!.. И с до боли сжатыми кулаками она сделала шаг навстречу беззаботно зазывавшему дверному проёму, никогда не знавшему, как покидает родные пороги волонтёр армии Гранта полковник Сайрес Смит… Переступив порог гостиной, миссис Элиза невольно восхитилась теплотой и уютом, который внушало это красивое, просторное помещение. Оно было всё увито пушистыми гирляндами из остролиста; груды омеловых венков висели над камином, над каждым окном, где в струях ветра мчались белые снежники, над головой у миссис Смит и на дверцах видавшего виды шкафа, с ворчливым видом глядевшего из-за угла. Миссис Элиза ощутила дразнящий аромат запечённой индейки и крепкого чая, незамедлительно пробудивших в ней аппетит. Ей стало чуть легче, когда она взглянула на яркую, роскошную ёлку, кичливо выставившую на своих мохнатых лапах десятки восковых свечей, - эта прелестная картина напомнила миссис Смит о надвигавшемся Рождестве, и сердце незаметно отпустило. Приободрившись, миссис Элиза с неподдельной улыбкой приблизилась к старому, заплатанному, но всё ещё удобному креслу, в котором расположилась хозяйка дома.
Название: Our Last Summer (Наше последнее лето) Жанр: повесть Пейринг: ПД/НЖП, СС/ЭС Отказ: Жюль Верн, Александр Дюма, певцы группы ABBA и отчасти Шарль Перро совершенно не в курсе. Надеюсь оставить их всех в этом блаженном неведении! Примечания: 1) Автор приносит извинения Marie Paganel за испорченное удовольствие и смиренно просит разрешения использовать её неподражаемую миссис Смит в кратких строчках пролога и эпилога. Также автор обязуется раздать земли всем упомянутым в повести неграм, а фабрики - капиталистам; и в особенности вернуть Сайреса Смита домой в положенное ему время. 2) Наследие Жюля Верна - не только потрясающий образ главного героя, но и не менее потрясающая путаница в датах трилогии «Дети капитана Гранта» - «Двадцать тысяч лье под водой» - «Таинственный остров». Именно поэтому автор просит людей, у которых хорошая голова или просто калькулятор под рукой, не пытаться высчитать промежуток между прологом и основной частью. Краткое описание: в доказательство афоризма о всей человеческой мудрости, которой только можно доверять. В издевательство над Л.Н.Толстым и его словами о верной девушке - "пустоцвете".
читать дальшеНа улице не было ни ветерка в этот синий, суровый, морозный декабрьский вечер. Миссис Элизабет Смит зябко куталась в тонкую мантилью, торопливо шагая по чуть прочищенной дорожке навстречу рыжеватым приветливым огням. Её путь лежал в дом соседки, которая ещё с утра звала её на чай с индейкой и не потерпела бы сейчас, если бы миссис Элиза не явилась. Бедные замёрзшие руки миссис Элизы тряслись от холода, и она в который раз ругала себя за безалаберность: нужно было надеть перчатки, прежде чем выходить из дому в такой мороз! Но она уже одолела больше половины дороги, и поворачивать назад не было смысла. Поправив скромную синюю шляпку, миссис Элиза с облегчением вздохнула, увидев у себя под ногами спасительные деревянные ступеньки, занесённые снегом, – это было крыльцо миссис Карлайл.
Зима в штате Массачусетс разыгралась не на шутку в 1864 году; огромные сугробы окружили своим ледяным безмолвием маленький городок Вустер и практически отрезали все пути сообщения, связывавшие его с Провиденсом и Бостоном. Вместе с декабрём пришли морозы, ветер и метели, бушевавшие вплоть до самого Рождества. Фермеры всерьёз беспокоились за свой скот, а юный Марк Смит всё больше тревожился о далёком воюющем отце, оставшемся в армии генерала Гранта далеко за снежными далями – где-то на юге. Часами мальчик мог стоять у заиндевевшего окна, своим горячим молодым дыханием растапливая лёд, - совсем как Кай из сказки Андерсена. Сквозь получившееся крошечное окошечко Марку было видно, как осыпается снег со старого, раскидистого дуба, росшего в саду испокон веков. Летом отец вешал на его суку качели – такие надёжные и прочные, что выдержали бы даже слона! – и без конца раскачивал на них то заливавшегося смехом Марка, то скромную и боязливую Мэри, а то и саму маму, если только мог оторвать её от дел. Во второй половине августа, когда уже засвистели прохладные северные ветра, мама припрятала качели в чулан и послала Марка сгребать листву под деревом. И, поглощённый этим занятием, мальчик слишком поздно увидел, как отец вышел за ворота и тяжёлым шагом поспешил к почтовой станции. Глубокой ночью того же дня Марк проснулся от далёкого грохота, послышавшегося из кухни (кажется, с полки упала кастрюля); а потом мальчик уловил странный, непонятный для детского слуха звук – горестное сдавленное рыдание. И… тут всё стихло. Снедаемый беспокойством, Марк долго не мог уснуть. Утром же, торопливо сбежав по лестнице, он нашёл маму побледневшей и осунувшейся – а отца не обнаружил вовсе. С тех пор прошло уже три года, в течение которых горе Марка улеглось и поутихло. Первые дни и недели казались мальчику невыносимыми; его преследовало понимание того, что если он ворвётся сейчас в отцовский кабинет с интересной книжкой и просьбой почитать, то не найдёт его там. Эта мысль мучила и жгла Марка, причиняя ему жестокую боль. Но время излечило печаль мальчика, и на следующее Рождество он уже так же веселился и пел во весь голос, как это бывало раньше. Мама с чистым и не тревожным лицом наряжала ёлку, она счастливо улыбалась и без умолку говорила с Мэри, тринадцатилетний возраст которой делал её почти совсем взрослой. Мама заметно ожила с того тёмного холодного дня, когда отец ушёл на войну, – после его отъезда были моменты, когда она, против своего обыкновения бросив работу, неподвижно сидела за кухонным столом, направив остановившейся взгляд в слепые складки занавесок. Тогда Марку становилось не по себе: он мнил, что мама и правда может видеть сквозь них; что её взгляд проникает далеко-далеко – туда, где сейчас папа…
Вчера вечером сидела и жалела, что не подумала раньше: надо было взять с собой ту самую энциклопедию, где я вычитала про помощь России северным штатам. Теперь выкладываю фотографию моряков, членов российской эскадры.
Ещё одно любопытное изображеньице нашла во всё той же статье, прошу любить и жаловать:
Под картинкой значилось, что это Джордж Браун; фрагмент картины Джона Сюарта Керри. Никто не знает, как эта картина выглядит полностью?
Сегодня я впервые с того памятного дня, когда завела дневник, села за компьютер. День сегодняшний был долгим, ибо мне впервые за этот месяц пришлось встать раньше семи часов, чтобы ехать домой с дачи. О, мой несчастный вестибулярный аппарат! Он заглох как раз в сотне-другой метров от дома! Но в общем-то я доехала без потерь. Оказывается, дома весьма легко наслаждаться ранним утром, жуя поджаренный пирожок из магазина напротив и уставившись в телевизор, бодро болтающий перлестное враньё! Неформально ухмыляющиеся ведущие "Доброго утра" на "РОССИИ" не зря получают свои деньги: настроение они поднять людям умеют. И - да, ну конечно, наводнения и взрывы в китайских шахтах. Прав был Задорнов! Нашему человеку невозможно начать полноценный день, пока ему не скажут: где-то что-то бабахнуло, с гор сползает сель, а ледник заползает на Луну! Или как-то наоборот, за цитату не ручаюсь.
Я провела этот день в благостном безделье, роясь в "МК" в поисках статей о выпускных вечерах, заметках о ЕГЭ и прочих скобрезностях. Смотреал старые советские фильмы, хохоча до упада над юмором Гайдая и с приятным покалыванием в сердце (говорящим, между прочим, что оно живо!) вздыхая под темы "Ах, если б можно было..." и "Но вот пришла любовь...". И ещё смотрела высококлассно выполненные передачи об Александре Трифоновиче Твардовском, попавшемся мне на ЕГЭ и каким-то образом подставившем меня под последний пункт критерия . А ещё я читала великолепную историческую энциклопедию, рассматривающую XIX столетие, и обнаружила интересные для себя факты о Гражданской войне в США - о том, что Россия оказывала помощь Северу. Очевидно, это естественно, потому что в данном случае США выступали как "враг нашего врага" - то есть Англии, что не может не радовать. Если честно, я всегда была подсознательно на стороне Севера. И даже не нужно писать почему. Но эта война, как правильно определил ей Жюль Верн, - братоубийственная. Более того, она настолько бессмысленна, что её неоспоримое оправдание может заключаться только в корыстных целях обоих лидеров - либо в том чистом, счастливейшем стечении обстоятельств, которое забросило группу северян на пустынный остров в южной части Тихого океана.
Сейчас я слушала интервью одного умного и, по виду, доброго человека - священника, рассуждавшего о "Гарри Поттере", христианских мотивах, жизни и смерти. Замечательные слова он сказал! Любопытно, как бы отозвался мой дядя о его взглядах на мир мадам Ролинг. Он ведь считает "Гарри Поттера" бесовщиной, а я считаю, что это точно такая же история "о жизни, смерти и любви", как миллионы других, не отмеченных колдовством.
Оказывается, когда дома нет горячей воды, мыться становится даже более приятно! Необъяснимый феномен. Но он хорош только для сегодня, а для завтра и тем более для послезавтра он полностью отрицается - ибо для вида, максимально приближенного к совершенству, необходимы все блага современной цивилизации.
Завтра я должна сфотографироваться - и сделать ровно 36 фотографий размером 3х4, чёрно-белых, матовых. Дополнение к ним - а именно аттестат - я получу уже послезавтра, и тогда откроются ворота в приёмные комиссии моих пяти вузов. Совершенно спокойно могу произнести вслух и напечатать, что не схожу от этого с ума. Что в общем-то странно. А может, нет.
Право же, дневник действительно выглядит пустынным. Мне бывает приятно смотреть на чистые, белые страницы пустой тетради из бумаги и клея, потому что я воочию могу убедиться, сколько возможностей они в себе таят. Здесь же этого сделать невозможно, и хоть мне здесь и нравится, пока холодновато находиться в этом пространстве. Но я намереваюсь превратить это местечко в кусочек своего личного пространства! - Ибо уже давно бытует мнение, что ничто личное не может быть сугубо личным. Поэтому он-лайн дневник мы тоже отнесём к этой категории - и успокоимся. Итак, у меня впереди полная неизвестностей и явно не слишком лёгкая дорога. Только что я закончила школу, сдав последний экзамен одиннадцатого числа этого месяца и сегодня получив результаты. На какое-то время я останусь совершенно свободной, в весьма любопытном состоянии "между небом и землёй": не школьница и не студентка. Я не имею ни малейшего понятия, что может таить в себе будущее, и жду его прихода с изрядной долей равнодушия - будь это чья-нибудь иная судьба, должно быть, я была бы куда более взволнована. Но к делу. Сейчас я займусь устройством этого местечка, а эта запись пускай красуется во главе всех тех, что за ней последуют.