Лаватерра празднует труса

[AnnaTim]

Моей милой героине очень повезло, что она не знает, кем будет её избранник, - и тем не менее. Боже, мне бы такое!.. Я бы на её месте вообще бы залезла на люстру...

На этом слове вдруг крутящееся, звучащее облако безвозвратно рассеялось и голова Лаватерры самопроизвольно опустилась; и её взгляд оказался на уровне расположенных напротив дверей.
И жуткий страх пронзил Лаватерру. Неожиданно ясно – по сравнению с предыдущими часами сладких, душных грёз – она резко осознала, что он идёт. Что он поднимается по лестнице, что он заворачивает за угол, что он направляется к двери – что он идёт сюда!
Ей казалось, что в звенящей тишине уже звучат, подобно набату, уже знакомые ей чёткие шаги. И хоть это было и прекрасно и ново – понимать, что приближается некто, способный заменить собою целый мир, – обволакивающий острый страх владел сердцем молодой девушки.
В уединённом блуасском поместье, где она была сама себе хозяйка и могла делать что только захочется, нечасто принимали гостей. Когда мама надевала своё лучшее розовое платье и прихорашивалась перед зеркалом, маленькая Лаватерра знала, что грядёт опасность. Застенчивая и дикая, она бежала посторонних и пряталась от них под столом в большой зале, где мама имела обыкновение принимать.
И вот сейчас, когда к ней приближалось что-то великое, высокое и страшное, - сейчас она отчаянно нуждалась в спасении. И Лаватерра, не долго думая, кинулась к столу, на котором стояли лилии, и шмыгнула под его низкую голубую скатерть.
Только устроившись под низкой и душной столешницей, прижав колени к телу и крепко охватив их руками, она вдруг со стыдом подумала, что поступила очень глупо. Как она выберется отсюда без того, чтобы завтра не стать всеобщем посмешищем, не представлялось понятным. Она бы сейчас, кажется, всё отдала, чтобы взять и вылезти наружу. Однако было слишком поздно: дикая робость держала её под столом, ей казалось, что посмей она вылезти – и потолок тут же обрушится ей на голову. И ей оставалось сидеть, терпя тесноту и неудобство, и дрожать то ли от страха, то ли от предвкушения.
В трепете она услышала, как медленно и с жутким скрипом открывается дверь. Тот, кто был за ней, на секунду помедлил, а потом неторопливым и, очевидно, широким шагом переступил порог и вошёл в комнату. Дрожь Лаватерры стала невероятно частой; под его туфлями скрипел пол. Закусив губы, чтобы умерить бурлящее дыхание, она порывалась зажмуриться, однако какая-то сила упрямо держала её глаза открытыми. Сквозь просвеченную скатерть начинал виднеться его благородный, строгий силуэт; у самого пола, которого не касался край скатерти, пролегла его тень и виднелся носок ботинка. Лаватерра как загипнотизированная смотрела на этот носок и мечтала умереть на месте. Медленными шагами он передвигался по гостиной. Останавливался у стен, где, как помнила Лаватерра, висели весьма безвкусные картины, медлил у диванов, очевидно, оценивая обивку... Лаватерра желала сию же минуту провалиться сквозь землю. Каждый его шаг вызывал у неё в сердце новую волну горячечного бреда….
Вдруг он сделал то, чего никто не ожидал. Стремительным, будто приготовленным заранее, раскрепощённым и уверенным движением он опустился на одно колено и, протянув руку, довольно быстро приподнял скатерть.