Так выражалась моя любимая героиня по поводу особенных, невыразимо значимых моментов на своём пути, и я с ней совершенно солидарна, особенно когда речь идёт о "Капитане Гаттерасе". "Путешествие и приключения капитана Гаттераса" - эпоха в моей жизни; и сегодня утром на лавочке в душном вестибюле она встретила свой конец. Я ни капли не жалею, что меня не предупредили об отмене латыни: я бы проспала визит Вдохновения, если бы не явилась в вуз. Замысел последующего фика пришёл мне ещё поутру, когда я в неадекватном состоянии переписывала в метро латынь с черновика на чистовик. Следует ли говорить, что со мной было, когда я прочитала последние слова и подняля голову от книжки!.. Я не зарыдала в голос, наверное, из-за простой психологической зажатости - вокруг меня были люди. Вместо того, чтобы заплакать по несчастному капитану Гаттерасу, я схватила ручку, первую попавшуюся тетрадь, и моя рука быстро залетала по бумаге, потому что я боялась забыть или не успеть чего-нибудь.
Itaque...
Посвящается доктору Клоубонни, ангелу мира и счастья на безобразном, опасном Полюсе; и Джону Гаттерасу, машине и англичанину, который стойко встретил даже повреждение рассудка
читать дальшеНазвание: Credo («Верую» – лат.)
Рейтинг: PG
Персонажи: доктор Клоубонни, Джон Гаттерас, Альтамонт.
Отказ: все канонные горести и радости принадлежат перу Жюля Верна. Претендую только на собственные эмоции и резонанс с доктором Клоубонни.
-Так значит, этим всё и кончилось? – горько спросил Альтамонт. У окна над его плечами зеленели полупрозрачные лёгкие кроны молодых дубов; на лицо американца падали полосатые полутени замысловатых оконных рам.
-Да, этим и кончилось, дорогой Альтамонт, - отвечал доктор Клоубонни тихим, мелодичным голосом, и тёплая печаль опустилась на его некогда извечно жизнерадостное, весёлое, цветущее лицо. – Больше сказать нечего. Вы хорошо сделали, что пришли сюда.
Альтамонт отвернулся от окна и, встав спиной против света, бросил обречённый взгляд на доктора, который сидел в глубине комнаты на железной кровати. Голос его, сорванный криками на Северном полюсе и нечеловеческими усилиями, испытаниями на обратном пути, вернулся постепенно; только звякающих мелодичных ноток добавилось в его живой, весёлый тембр. Руки его, спасшие столько человеческих жизней, сейчас бережно поддерживали в своих объятиях человека, жизнь которого было спасти недостаточно.
Требовалось спасти его душу.
Капитан Джон Гаттерас, переменившийся до неузнаваемости, почти неподвижно застыл в его руках, распростёртый на больничной койке. Ужасающий своей тупой бессмысленностью взгляд был направлен в неизвестную точку. Безнадёжно отсутствующее выражение обратило в камень его лицо.
Доктор, сидевший в изголовье, положил на колени подушку и нежно баюкал голову своего несчастного друга. Временами Клоубонни, не плача и не жмурясь, опускал подбородок на ослабевшие, поседевшие волосы и так тихонько покачивался из стороны в сторону, словно напевая про себя колыбельную. Сколько бед, треволнений и страданий доставил ему этот человек! Сколько раз доктор обжигал руки неизмеримым холодом, всем своим горячим сердцем льня к ледяной натуре неукротимого Гаттераса! Сколько мучился этот невероятный образец верности! – и вот теперь он здесь, рядом с капитаном Гаттерасом, когда того покинули не только мятежный экипаж, первый помощник, удача, друзья, силы, надежды, смысл жизни – но и самый разум оставил его!
Доктор стал молчаливее и грустнее, но его верность ничто не могло поколебать. Он тихо, печально и как-то светло переживал на себе недуг Гаттераса. Призвание врача, инстинкт доброго человека, зов непобедимого любящего сердца крепко привязывали его к бедному безумцу. Доктор, да ещё Дэк, печально свернувшийся у ног Клоубонни, ни за что не соглашались покидать Гаттераса.
Его часто навещали старые друзья, товарищи, бок о бок с которыми он столько вытерпел; эти люди ничего не могли сделать – они только жалели его. Впрочем, доктор полагал, что это может пойти на пользу, и всегда очень радовался таким посещениям.
Неизвестно, как отзывался на них Гаттерас. Доктор не знал даже, чувствует ли бедный капитан, как бьётся сердце доктора совсем рядом с его собственным, надорванным сердцем. Но Клоубонни не задумывался об этом. Ему важно было быть рядом с Гаттерасом: ему хотелось верить, что так ему будет лучше.
-А я, доктор, - тяжело вздохнул Альтамонт, - наверное, не вынес бы и пяти минут на вашем месте.
Его взгляд был полон сострадания, но всё-таки некоторая опаска отражалась на его лице при виде безумного капитана. Доктор с доброй, ласковой улыбкой посмотрел на Гаттераса сверху вниз и погладил чуть чернеющие густые волосы, которые нередко собственноручно приводил в порядок.
-Не говорите глупостей, Альтамонт. Вы спасли капитану жизнь, и если бы не ваше мужество и преданность, не видать бы больше этим глазам белого света.
Альтамонт поймал остановившийся взгляд Гаттераса и с болью подумал, что капитан и сейчас особенно света не видит. Доктор понял это и сокрушённо покачал головой, крепко прижимая сумасшедшего к груди.
-Всё могло быть много хуже. Мы могли погибнуть в пути. Мы могли потерять его уже после… Нам могли не поверить! – он с великим ужасом вздрогнул. – Лучше так, когда спокойней… И я ещё лелею надежду…
-Как? – изумлённым шёпотом спросил Альтамонт. – Вы ещё верите, что капитана можно вернуть?
Доктор помолчал минуту. Та безграничная вера, которая двигала когда-то Гаттерасом, придавала ему сил, воодушевления, энергии, стала своеобразным наследством, передавшимся доктору. Теперь Клоубонни был вместо Гаттераса. И сдаваться он не мог.
-Для меня было бы большим несчастьем, если бы пришлось однажды осознать, что рассудок покинул его безвозвратно. – Он с тоской посмотрел на Гаттераса, который вдруг быстрым движением повернул голову и уставился безумными глазами на убегающий к горизонту север. Клоубонни тяжело поднял руку и остановил её на уровне этих несчастных глаз, которые, чуть начав тлеть, тут же потухли. Великая печаль окутала осунувшееся лицо Гаттераса, и он снова уронил голову доктору на подушку.
Прошло четверть часа, и веки больного начали потихоньку тяжелеть. Доктор заметил и обрадовался этому – и сделал знак Альтамонту, чтобы тот говорил и ступал тише.
-Мой больной засыпает, Альтамонт, - с ласковой печалью проговорил доктор Клоубонни, бережно сжимая Гаттераса в объятиях. – Вы знаете, наверное, будет лучше… Могу я вас попросить?..
-Конечно! – с готовностью сказал Альтамонт. Ему было немного жаль расставаться с доктором, но он уважал больного и направился к двери, чтобы уйти.
-Приходите завтра, - проговорил доктор ему вслед. – Мы предпримем прогулку на луга и в рощи – свежий воздух пойдёт на пользу всем нам, троим.
Он всё ещё говорил так, будто Гаттерас жил среди них.
Альтамонт ушёл, а доктор Клоубонни остался на месте, безмолвно баюкая сумасшедшего друга, и новые мысли, надежды приходили в его умную, ясную голову.
-Вот ты и уснул, а я уже не ожидал этого, - чуть слышно, едва шевеля губами, сказал он Гаттерасу. – Лучше, если ты отдохнёшь сейчас, и тогда вечером мы попробуем книги. А я вчера был в Ливерпуле и встречался с коллегами по Географическому обществу, все они в восторге и не перестают поздравлять меня. Некоторые из них хотели тебя видеть, да я не позволил. Нам это ни к чему с тобой, правда? Нам было бы лучше и вовсе обо всём этом поскорее забыть.
Гаттерас слабо застонал во сне, и доктор поскорее поправил подушку и легко прижался щекой к разметавшимся волосам.
-Да, знаю, - горько сказал он. – Но, возможно, это и не единственный способ. Ты всегда верховодил мной, я всегда с охотой подчинялся твоим приказам; но теперь ты в моих руках, и я буду щадить тебя так, как только дозволено.
Стоны прекратились.
-Вот так. Так-то лучше. Я верю, что это не единственный способ. Сколько бы времени это ни заняло, каких бы сил это мне ни стоило, но я сделаю всё, чтобы вернуть тебе разум; я так скучаю без тебя…
Ветки молодых дубов неслышно бились о стёкла, горестная больница для умалишённых постепенно погружалась в вечерние сумерки; а у ног доктора Клоубонни, недремлюще хранившего сон капитана Гаттераса, свернулся верный Дэк, такой же ласковый – и такой же безропотный...