"Сфера", 1998 г.

[AnnaTim]

Пожалуй, настала пора завести об этом речь: фильмы, где упоминаются/живут/цитируются/подразумеваются/читаются произведения Жюля Верна. В нашем постмодернистском мире это обычное явление. Так что если хорошенько поискать, можно нарыть кучу не имеющих прямого отношения к Верну кинокартин, где он присутствует так или иначе. Начну я с фильма "Сфера" (Warner Bros., 1998 г.); его мне настойчиво советовала посмотреть одногруппница. Когда я наконец вняла её указаниям, увиденное дало мне недурную пищу для размышлений, за что ей большое спасибо!
Фильм представляет собой экранизацию одноимённого романа Майкла Крайтона. Всё дальнейшее прячу под MORE - на случай, если найдутся люди, которые ещё планируют смотреть экранизацию/читать роман. Но если здесь есть те, кто солидарен со мной (научно-фантастически триллер конца девяностых, да, вы понимаете, о чём я), - можете без страха лезть под спойлеры, не потеряете особенно ничего.
Сюжет экранизации (роман я только пролистала и основываюсь на утверждениях, что в целом фильм близок к нему) заключается в следующем: группа учёных, среди которых психолог, астрофизик, биолог и математик, срочно вызваны к некоей точке посреди Тихого океана. Спустившись на дно, они видят гигантский агрегат и сходятся в звучавшем прежде мнении: потерпел крушение космический корабль пришельцев. Находясь на подводной станции "Родина", они пытаются исследовать необычный объект. Проникнув внутрь, они делают ошеломляющее открытие: корабль не инопланетного, но земного происхождения, а лежит он здесь уже триста лет просто потому, что сиганул в Чёрную дыру и попал в прошлое. На борту нет ничего живого, кроме странного, таинственного объекта - Сферы. И вот это-то штука и делает с людьми жуткие вещи. Математик Гарри строит предположения, почему в записях корабля нет ни слова о них самих, и читает "Двадцать тысяч лье под водой": в итоге на станцию совершает атаку злобный и опасный пришелец, да к тому же ещё появляется большой страшный Фидо. Психолог Норман боится медуз, потому что однажды попал в их косяк ребёнком, и терпеть не может морских змей: он чуть не гибнет сам и становится свидетелем смерти члена экипажа. Биолог Бет страшилась взрывов и смерти: "Родина" взлетела на воздух и последние трое выживших едва сумели ускользнуть. Всё это произошло только потому, что герои думали об этом.
Все трое - Гарри, Норман и Бет - побывали внутри Сферы, вернее сказать, были восприняты ею, отразились в ней.
Изначально у зрителя создаётся впечатление, что Сфера мыслит и злоумышляет, что она меняет сознание, порабощает мозг людей, делает их жестокими и мстительными. Однако в конце концов оказывается, что люди нисколько не изменились: просто самые гнилые, самые порочные их мысли стали реальностью. На фоне профессионализма, уверенности, твёрдости намерений этих учёных подобная деградация выглядит... странно: предпосылки её слабо прощупываются, духовный регресс не показан. Ещё менее понятно, каков механизм воплощения мечты в реальность: почему всякое дурное и нехорошее, что ни приходит героям на ум, сей же час не выскакивает из-за угла. Видно, во всём виноват дикий стресс и двинутость персонажей.
Фильм не очень страшный: мурашки по коже и нервное ожидание прилагаются, но не дотягивают. Плюс к тому - меня пробило на ржач во время попыток горе-учёных общаться с "инопланетянином". У вас же был один нормальный человек, который раньше времени бормотал: "We come in peace", - да, видно, никто не принял к сведению. Вместо попытки выстроить адекватный конструктивный диалог (а эти люди, пусть и всего несколько дней, но всё же готовились к встрече с пришельцами) команда учёных носится по проходам и прыгает по лестницам, отчаянно пытаясь не утонуть. Конечно, очень скоро становится ясно, что говорить с вездесущим пакостником бесполезно, ведь это только фантазия Гарри, - но сам факт же.
Одним из кошмаров, ставших явью, делается страх Гарри перед большими кальмарьими щупальцами. Он читает "Двадцать тысяч лье под водой", но никак не может продвинуться дальше разговора о гигантских осьминогах, потому что неизменно пугается.





Последней фразой, которую он читает, становится: «К тому же, по расчётам натуралистов, такое животное, длиной даже только в шесть футов, должно иметь щупальца в двадцать семь метров длиной. А этого уже достаточно, чтобы оно стало страшным» (ч. 2, гл. 18). Когда воображение Гарри, подстёгиваемое стрессом, разыгрывается, ему повсюду начинают мерещиться книги - одно и то же издание, ага, кошмар, - причём все они заканчиваются на 87-ой странице, дальше нет ничего - чистые листы.







Нет нужды говорить, что Верноотсылка не выдерживает критики. Самое очевидное - глава 18 второй части не может быть в самом разгаре на 87-ой странице даже в таком тоненьком издании с мелким шрифом.
И Гарри, и Бет последнюю запечатанную страницу находят где-то в середине книги, а не ближе к концу: тоже забавно.





На Амазоне есть та самая книжечка-реквизит, и в описании товара указано, что чистые листы начинаются только после 240-ой страницы, что куда более походит на правду.


Издание 1997 года, Puffin books.

Ничуть не меньше вопросов вызывает сама суть цитирования: а, собственно, что такого страшного в невинном популяризирующем диалоге между профессором, Конселем и Лендом? Вот если бы Гарри не мог продвинуться дальше рукопашной схватки - или хоть появления самого спрута во плоти, - было бы понятнее, откуда берутся все беды на "Родине". А если бы он действительно боялся всех головоногих с их щупальцами, не имеет значения, пусть он даже ест кольца кальмара в тесте, - он не смог бы читать гораздо раньше, ибо осьминогов с каракатицами в записях Аронакса было предостаточно, а слова "щупальца" там ещё больше.

В общем, меня не удивляет, что фильм провалился в прокате. Конечно, дело не столько в неудачной Верноотсылке, сколько в сомнительном поведении персонажей и кривых причинно-следственных связях. Вероятно, зрители, знакомые с романом, также находили немело поводов для критики. В частности, это касается тех "плавающих" эпизодов и мотивов, что получили объяснение в оригинальном источнике.

Быть может, я ошибаюсь, но всё же подобная вероятность невелика: по всей видимости, романе отсутствует эпизод с реализацией книги. Зато присутствует вот такой диалог:

«— Я чувствую себя капитаном Немо… — сказал Тед. — Помните, который жил под водой исключительно дарами моря?
— «Двадцать тысяч лье под водой», — сказал Барнс.
— Джеймс Мэйсон, — сказал Тед. — Вы помните, как он играл на органе?
Ду-ду-ду, да-да-да, дааа, да… Бах, токката и фуга ди-минор.
— А Керк Дуглас!
— Керк Дуглас великий актер.
— Ты помнишь, как он бился с гигантским спрутом?
— Класс!
— А помнишь, как он его срезал у него щупальце?
— Я был совсем маленьким, и этот фильм произвел на меня неизгладимое впечатление, — сказал Гарри. — Наверное, поэтому я сейчас так не люблю кальмаров.
— Ты их не любишь за мерзкий вкус, — напомнил Тед.
— Этот фильм заставил меня поступить в ВМС, — сказал Барнс.
— Нетрудно понять почему, — сказал Тед. — Это был романтичный фильм, показывающий чудеса прикладной науки. Кстати, кто там играл профессора?
— Я плохо помню… Какой-то старик.
— Норман, ты помнишь кто играл профессора?
— Забавно, группа авторитетов не может вспомнить, кто играл роль ученого в их любимом фильме.
— Но Керк Дуглас, в отличие от ученого, был героем.
— Франчот Тон? — вспоминал Барнс. — Клод Дейнс?
— Нет, какой-то Фриц.
— Фриц Вивер?
Из динамиков вырвался свист и треск, затем полились возвышенные звуки токкаты и фуги ди-минор.
— Я даже не знал что здесь есть эта запись, — сказал Тед.
— У нас на станции богатая фонотека, — сказала вернувшаяся к столу Эдмундс.
— Это не подходит для ужина, — сказал Барнс.
— А мне нравится, — сказал Тед. — Сюда бы еще салат из морских водорослей, какой подавали капитану Немо.
— Нельзя ли что-нибудь полегче? — спросил Барнс.
— Легче чем морские водоросли?
— Легче чем Бах.
— Как называли ту подводную лодку? — спросил Тед.
— Наутилус, — ответила Эдмундс.
— Да, точно… Nautilus.
— Так назвали и первую американскую атомную подлодку, спущенную со стапелей в 1954-м году, — сказала она и улыбнулась Теду.
— Точно, — согласился тот.
Два сапога пара, подумал Норман. Тед встретил достойного конкурента по вспоминанию неуместных мелочей».

И я ещё возмущалась, что в фильме учёные ведут себя как идиоты. Если адекватные, образованные американцы при упоминании капитана Немо начинают хором обсуждать, какой Кирк Дуглас превосходный актёр, - мне было не на что надеяться! У них одно на уме: Дуглас, Бах, Фидо, романтика и чудеса прикладной науки. А то, что фильм этот о гадской разрушительной силе человеческого разума, никто не понимает.
Зато Норман потом всех их оправдывает:

«Просто удивительно, подумал он. Когда-то об этих персонажах и легендах знал всякий культурный западный человек, как семейные истории и своих друзей. Мифы представляли античные знания, служили точными психологическими портретами различных характеров. Но теперь и самые образованные люди не помнят мифы. Словно бы люди решили, что их характеры изменились. А если это так? — он поежился.
— Все еще мерзнешь, Норман?
— Да. Но самое худшее - головная боль.
— Скорей всего, обезвоживание организма… Пойду посмотрю, не найдется ли для тебя чего-нибудь, — она подошла к аптечке первой помощи.
— Подумать только! Прыгнуть без скафандра в воду, которая почти приблизилась к точке замерзания! Смело, хотя и безрассудно! — она улыбнулась. — Ты спас мне жизнь, Норман!
— Я даже не думал, только действовал, — признался он и рассказал Бет о своем старом детском ужасе, том далеком воспоминании, ожившем в сознании когда он увидел преследующее ее облако мути. — И знаешь, что это было? Это напомнило мне торнадо из «Волшебника страны ОЗ», которого я боялся в детстве. Не хотел бы я увидеть его снова.
Возможно, это наши новые мифы, подумал он. Дороти, Тото и злая колдунья, капитан Немо и гигантский кальмар».

Уж не знаю, кто стоял у истоков мифов о золотом руне и о юноше Персее, но, чем чёрт не шутит, может быть, он тоже злился на их неверное прочтение. Едва ли Майкл Крайтон думал об этом.
А бережное отношение к оригиналу никто не отменял.