Дом Торлецкого – Захарина на Кузнецком мосту молча рассказывает о небольшом эпизоде из биографии Д.И. Писарева.
читать дальшеВ Википедии сказано, что Писарев жил в этом доме в 1867 году: это не соответствует действительности. Ведь после 1866 года Писарев не мог покинуть Петербург: после освобождения из Петропаволовской крепости он был невыездным и едва добился разрешения поехать на воды в Ригу. Нет, речь идёт, конечно, о времени до тюремного заключения: в доме Торлецкого Писарев жил в 1860-1861 гг. у своего дяди по матери, Андрея Дмитриевича Данилова.
За этими сухими строчками кроется подлинное счастье: одновременно в той же квартире при типографии Готье жила его любимая женщина, кузина Раиса Александровна Коренева. Молодые люди выросли вместе, оба жаждали свободы от душной опеки маменьки Варвары Дмитриевны, оба были прогрессивные, талантливые, пишущие. Митя только что закончил диссертацию, Раиса вела подчёркнуто независимый образ жизни и часто принимала у себя мужчин. Писарев, счастливый и окрылённый, в письмах заверял мать, что Раиса не заслуживает упрёков. «Могу тебе поклясться, что между этими людьми у Раисы нет любовника, а если бы и был таковой, то ни её отец, ни ты, ни я не имеем права вмешиваться в её дела. Согласно с моими убеждениями женщина свободна духом и телом и может распоряжаться собой по усмотрению, не отдавая отчета никому, даже своему мужу». В заветном гнёздышке на Кузнецком они вместе работали: Писарев – над журнальными статьями, Раиса – над романом. В декабре здесь праздновали выход новой книжки «Русского слова», где был помещён перевод Писарева и две его критические статьи. В первой половине февраля Писарев уехал в столицу на вручение медали за свою диссертацию.
Судьба была, увы, неблагосклонна к его любви. Покинув вслед за Писаревым дом на Кузнецком, Раиса сблизилась с семьёй Гарднеров. Она познакомилась с отставными прапорщиком Е.Н. Гарднером и не на шутку увлеклась им. В конце 1861 года она объявляет Писареву, что любит другого, а в марте принимает предложение Гарднера. Писарев был вне себя от ревности и горя. Он позабыл свои прекраснодушные заявления, позабыл всё, что говорил о женской свободе. Он умолял Раису, уговаривал, негодовал – он даже был согласен отпустить её замуж, только бы после она вернулась к нему… Всё тщетно. Пока на бумаге молодой демократ рассуждает о дуэли между Базаровым и Павлом Кирсановым, в реальной жизни он мечтает вызывать к барьеру ненавистного соперника. Но этот поединок так никогда и не состоялся. Раиса была потеряна для Писарева, и рай в доме на Кузнецком мосту навсегда остался в прошлом.
Другой дом, находящийся совсем не в Москве, но в Петербурге, стал для Писарева прибежищем долгожданной взаимной любви. Непростой, но страстный роман с троюродной сестрой М.А. Маркович скрасил тяжёлые дни после освобождения из Петропавловской крепости. В сентябре 1867 года они оба поселились в доме Лопатина на Невском проспекте (также известен как Литературный дом). В разное время здесь жили Панаев, Краевский, Белинский, Тургенев, Тютчев. Для Писарева новая квартира превратилась в благословенное прибежище: с Маркович он неразлучен и много трудится над статьями и переводами.
Она известна в мировой культуре и литературе под своим псевдонимом – Марко Вовчок. Юной девушкой она заинтересовалась Украиной: языком, фольклорными произведениями. Её первый муж Афанасий Маркович был талантливым этнографом, и она работала вместе с ним. Женщина поколения демократов-шестидесятников, émancipée, прямая и строгая, она восхищалась своим троюродным братом, его огромным талантом и бесконечной добротой. Их отношения развиваются на фоне глухого неодобрения родственников, смертельной болезни Афанасия Марковича, неприязни издателей… Но Писареву и Марии Александровне всю равно. «Милая, хорошая моя Маша! Написавши это восклицание, я задумался с пером в руках. Не знаю, что я тебе хотел сказать, не умею ясно выразить, о чем я думал. Но основной мотив был все тот же: люби ты меня, а уж я тебя так люблю, и еще так буду любить, что тебе, конечно, не будет холодно и тоскливо жить на свете. Милая, как мы с тобой можем весело работать и умно наслаждаться», - пишет он ей. Мария Александровна вспоминает о нём через много лет: «Помню, как раз я вышла от них и Митя ждет меня у ворот, и мы поссорились за то, что он стал доказывать, что не стоит тратить себя (то есть мне тратить себя) на людей, уже почти окончивших с жизнью… Господи, как я вспылила тогда. Я понимала, что это говорится из боязни за меня, за мое здоровье, но сказала, что мне такой безобразной любви не нужно, что это теория бесчеловечная и проч. и проч. Милый ты мой Митя, а как ты с твоей теорией по целым дням и ночам не отходил от меня, когда я была больна, как я всегда встречала твои добрые глаза, как ты был кроток, как забросил все на это время, даже то, что было для тебя всего дороже — работу свою».
Только трагическая гибель Писарева прервало эту счастливую, пускай порой и сложную совместную жизнь в доме на Невском, который они оба величали «лопатинской крепостью». В конце июня 1868 года Писарев, Мария Александровна и её сын Богдан поехали в Ригу: знакомым Маркович удалось выхлопотать разрешение на выезд из Петербурга. А 4 июля Писарев утонул.
Мария Александровна стерегла мёртвого возлюбленного во взморской часовне двое суток: полицмейстер грозился похоронить его в рижской земле. Морем свинцовый гроб везли по штормовой погоде, и женщина защищала от суеверных пассажиров бесценный груз. Родные и знакомые Писарева встретили её кто холодно, кто с сочувствием: сойдя с парохода, она не поднимала глаз миновала толпу встречающих и свалилась в бреду в разрушенной лопатинской крепости.
…Имя Д.И. Писарева вошло в историю. Великий демократ-шестидесятник, «третий» после Чернышевского и Добролюбова, литературный критик, журналист, публицист – он значительная часть русской и мировой культуры. Его возлюбленная Марко Вовчок сегодня признана классиком украинской литературы, а её переводы Жюля Верна считаются лучшими дореволюционными переводами «Необыкновенных путешествий».
Подробнее в ЖЗЛ-ках ЕП и Короткова.