Страшно думать, что послезавтра первый вступительный экзамен. Прочитав статью на сайте MSU, я здорово струхнула и подумала, что филфак МГУ definately пошлёт меня куда подальше. Я буду счастлива, если пройду на бюджет в Пушкинский; тем более, что мне там не угрожает конкуренция Татьяны Дроздовой.

Она замечательная, но как конкурент очень опасна. Завтра у меня консультация, и мне жутко не хочется туда ехать. Но МГУ - совершенно точно не моя цель, поэтому как я ни буду стараться, нельзя забывать, что шанс победить очень невелик. После той страшно-смешной истории про семерых олимпиадников, одновременно подавших документы на факультет с пятью бюджетными местами...

Но в моём мире всё немного лучше. Я наконец разобрала и переработала записи по эпилогу
Our Last Summer, и теперь он готов полностью. Вот его окончание:
читать дальше-А-а, я счастлива вас видеть, Элиза! – воскликнула миссис Карлайл до странности звонким голосом; миссис Элиза почувствовала себя неуютно: словно рядом с ней находился кто-то намного моложе, чем ей говорили глаза. Между тем миссис Карлайл с сердечным, но явно царственным видом, протянула к ней обе руки: - Садитесь, пожалуйста!.. Нет-нет, вот сюда, к огню, – вы озябли… И, прошу вас, кушайте! Берите всё, что сейчас есть на столе.
Уступая желанию хозяйки (что, в общем-то, противоречило её независимым привычкам), миссис Элиза с удовольствием опустилась в уютное кресло. Взглянув ещё раз на даму перед ней, миссис Смит в который раз подумала: совсем не зря о миссис Карлайл здесь ходят разные таинственный слухи… Всё-таки она должна быть совсем не обыкновенной женщиной.
-Я безмерно рада, что вы к нам зашли, - продолжала миссис Карлайл, спокойно и с достоинством поднося чашку к губам.
-Мне всегда приятно быть у вас, миссис Карлайл, - с улыбкой отвечала Элиза. – Я не устаю нахваливать соседям вашу восхитительную индейку!
-Она немного запаздывает, но уверяю вас, что сию минуту появиться здесь, - добро усмехнулась миссис Карлайл, слегка подняла голову и ожидающе оглядела дверной проём. Не успела она открыть рот, чтобы занять свою гостью разговором, как в коридоре послышалось шуршание юбок и вслед за ним в гостиную впорхнула Джульетта; играючи огибая кресла и этажерки, она не слишком аккуратно опустила на стол внушительное блюдо с индейкой. Следом за молодой девушкой, запыхавшаяся и ворчащая, в комнату притопала Дженис с блюдом обещанных кремовых пирожных.
-А, наконец-то! Друг мой, Джульетта, будь любезна разрезать индейку. Элиза, прошу вас, когда отведаете индейки, возьмите кусочек ревеньевого пирога! Я пеку его на каждое Рождество и жгу при этом, кажется, тысячи свечей!
-Да! – заливисто засмеялась Джульетта, чуть не опрокидывая на себя чашку с чаем. – Мама так трудилась над ним, и вы просто обязаны его похвалить!
От её весёлой болтовни миссис Элизе стало совсем хорошо. Она не чувствовала такого умиротворения даже у себя дома, где каждый уголок, каждая ступенька, каждый вбитый гвоздь на потолке напоминали о войне и о Сайресе. Жизнь, какой бы хлопотной и увлекающей она ни была, неизменно возвращала мысли Элизы к тревожным и громовым заметкам из газет, в каждой из которых она нечеловеческими усилиями пыталась читать между строк: где он, что с ним, здоров ли, жив?!.. А здесь же… Здесь, кажется, этого не было. Здесь, кажется, и слыхом не слыхивали о Гражданской войне – но это не возмущало и не сердило миссис Элизу, как с ней бывало прежде. Возможно, сказывались тепло и уют этой полутёмной гостиной, треск камина и беззаботный разговор матери и дочери Карлайл. Во всяком случае, Элиза не видела никакого другого объяснения.
Что бы ни заняло собой рассудок миссис Элизы – она отчасти была этим довольна. И потому она с удовольствием откусила кусочек от великолепно зажаренной ножки индейки и, перебирая в голове все возможные способы придачи мясу такого восхитительного пряного вкуса, спросила у миссис Карлайл:
-Скажите, сударыня, вы здоровы? Я на днях слышала, незадолго до возвращения Джульетты вас мучили боли…
-То, что вы слышали, дорогая моя, не более чем случайные догадки, сделанные моими любезными соседями, - прервала её миссис Карлайл с кроткой, мягкой улыбкой – но таким твёрдым тоном, что миссис Элиза с досадой пожалела о своих словах. – Я, как видите, чувствую себя неплохо, а теперь, когда возвратилась моя дочка, я смотрю на жизнь с полным восхищением.
Однако странный её взгляд, словно бы голодавший, не свидетельствовал об этом.
-Ах, да полно вам грустить! – вскричала Джульетта чересчур громко и до боли неестественно среди странного, застывшего воздуха между двумя женщинами. – Скоро же Рождество, время веселья и радости! Я бы хотела, чтобы никто не чувствовал себя несчастным в этот вечер, когда нам так тепло и хорошо!
-Благодарю тебя, дорогая, - отчего-то проговорила миссис Карлайл, улыбаясь дочери с истинно материнской нежностью. И неожиданная вспышка света озарила морщинки вокруг её глаз: - Да, вот-вот придёт Рождество, и нам совершенно необходимо об этом не забывать. Ведь в такие дни с людьми приключаются самые невероятные, самые волшебные истории.
Эта необычная, нелогичная манера разговаривать, резко обрывать других и себя, неожиданно менять тему уже не в первый раз озадачивала миссис Элизу. Что до значения её слов, то самое желанное чудо, которого миссис Элиза невольно ждала, было возвращение Сайреса домой на Рождество. Провести праздник с ним… видеть его смеющиеся глаза, всегда заменявшие улыбку на его суровых губах… услышать его голос не через скупые письменные строчки, но настоящий, живой… Вот о таком «волшебстве» мечтала Элиза. Затерявшись в своей грёзе, не подозревая, как грустен и потерян был её вид, миссис Смит уставилась на огонь, видя в языках пламени какие-то причудливые картины. Из тоскливого оцепенения, которое так часто нападало на неё в первые месяцы войны и которое даже сейчас её не отпускало, её вывел невозмутимый голос миссис Карлайл.
-Если вы не возражаете, Элиза, я поведаю вам одну притчу – как раз из рода тех историй, которые поистине невероятны и случаются не земле раз в тысячу лет… Или же каждый день; это зависит от того, как на них смотрят люди.
Теперь даже миссис Элиза, уже привыкшая к чудаковатым поступкам миссис Карлайл, не сумела удержаться от удивлённого возгласа. Миссис Карлайл никогда не предлагала ничего подобного; её речь вообще не касалась ничего выходящего за пределы мирка Вустера.
Джульетта, тем не менее, радостно всплеснула руками и, вскочив, едва не заплясала вокруг материного кресла. Однако быстрый, но значительный взгляд миссис Карлайл остановил непоседу, и тогда Джульетта опустилась на пол, умильно положив голову миссис Карлайл на колени.
-Так рассказывай, рассказывай же, маменька! Я так люблю тебя слушать! Ты говоришь, что это притча? Значит, в твоей истории есть доля правды?
-Небольшая, так сказать, - спокойно отвечала миссис Карлайл. – В ней ровно столько истины, сколько от неё требует наступающее Рождество.
Загадочный огонёк в глазах миссис Карлайл – может быть, отблеск пламени в камине, а может быть, какого-то другого пламени – начал свой фантасмагорический танец. На улице с небес летел крупный белый снег и ветер плакал, горюя об ушедшем или ещё не наступившим – этого никто не знал. А в зелёном домике неизвестной старой вдовы воск капал со свечей на зелёные ветки, возвещая о появлении сказки, которой было достойно надвигавшееся Рождество.
Ещё раз убедилась, что каждому фику нужна шапка. Предупреждать надо, какой в фике главный пейринг! Мы с миссис тут Сайреса ждём, а милый аффтар нам даже не показал синего мундира в снежной мгле!
А шапку я, так уж и быть, сделаю, раз уж начиная с эпилога повесть начинает служить предметом разочарования.
Так, а эпилог в начале - это нормально, или это пролог, или я просто запуталась в названиях? Так будет окончание ещё эпилога? Так это начало или конец?
Из-за первого огорчения чуть не забыла:
Ещё раз убедилась, что нельзя писать серьёзные вещи в два часа ночи... Естетсвенно, это пролог, и самое интересное впереди.
Я непоследовательна как гуманитарий...