Аллилуйя Любви!..

[Anna_Dreamer]

Я снова с вами, господа, отойдя от грандиозного события - от конца "Чёрных звёзд". Я, пользуясь примером А.С. Пушкина, поздравляю себя и читателей с берегом! Ура! Я писала этот роман без малого год!
Работать над «Our Last Summer» теперь даже немного скучновато. Впрочем, нет, я на себя клевещу, только что я экзальтированно прослушала «Эпилог» «”Юноны” и ”Авось”» и теперь, чёрт возьми, тысячу раз верю в предназначение обоих произведений! Под глубочайшим впечатлением я добавила к «Our Last Summer» следующий эпиграф:

Аллилуйя возлюбленной паре:
Мы забыли, бранясь и пируя,
Для чего мы на землю попали! —
Аллилуйя любви, Аллилуйя!
***
В море общем сливаются реки!
Аллилуйя любви, аллилуйя!
Андрей Вознесенский,
рок-опера «”Юнона” и ”Авось”»

Думается, весьма своевременное упоминание и о земле, и о море - тем более общем.
Выложу, пожалуй, очередной кусочек второй главы, а потом расскажу нечто неожиданное!

Путь Лаватерры бежал по улице Св. Лазаря, переходящей в улицу Пепиньер, зачем делал вираж на бульвар Малешербез и далее мчался по прямой линии – до тех пор, пока обрамлявшие бульвар деревья не сольются, подобно реке, впадающей в озеро, в шумящий ветром парк Монсо. В прежние времена Лаватерра много ходила пешком – луга и сады блуаских окрестностей манили и чаровали её, среди диких порослей и неухоженных посадок она чувствовала себя способной обойти весь земной шар, не останавливаясь передохнуть ни на минуту.
Париж быстро приучил её к экипажу. Оказавшись в огромном шумящем городе, Лаватерра с удивлением осознала, что здесь принято пользоваться лошадьми даже при путешествии на самые пустяшные расстояния. И потому её решительно не понимали, когда она заявляла о желании прогуляться пешком; дни летели за днями, а несносный каторжный ритм столичной жизни сделал своё дело, и Лаватерра перестала ходить пешком. Дядина карета была в её распоряжении.
Лаватерра прижалась щекой к шелковистой тёмно-синей занавеске и, пользуясь этим укрытием, беспрепятственно оглядывала проносившихся мимо прохожих. Лошади господина де Шарвиль славились своим деликатным бегом; не создав почти никакой тряски, экипаж свернул на бульвар. Лаватерра немедленно прильнула к правому стеклу и с радостью обозрела глазами высокий купол церкви Св. Августина; она всякий раз обращала на неё внимание, когда проезжала мимо.
Церковь была ей напоминанием о том, что небеса всемогущи. Правда, девушка до недавних пор считала, что они к тому же ещё глухи, слепы и равнодушны – но сегодня утром небеса озарили её дорогу; и, наверное, то, что она сейчас без всякой боязни и даже с гордостью отодвигает занавеску, вспомнив, что ей теперь бояться нечего, – что-нибудь да и значит.
Тень и шелест молодых каштанов усыпляли бдительность; прошло, как ей показалось, не более двух-трёх мгновений, когда экипаж остановился у ротонды парка Монсо.
Под её сенью Лаватерра обычно проскальзывала не хуже неприметливого призрака, но теперь её невидимость исчезла; и прежде чем принять помощь услужливого дядиного кучера, всегда помогавшего ей сесть и вылезти из кареты, Лаватерра трижды поправила шляпку и четырежды разгладила кружева на скромном высоком корсаже.
Впрочем, её больше не заботило то, что прямо за колоннами, у входа, могут стоять самые ненавистные знакомые её из высшего света, – теперь она старалась быть красивой для самой себя. Чтобы быть свободной, необходимо научиться самоуважению… но как же она сможет уважать себя, когда она знает, насколько скучна и непривлекательна её внешность?
За тёмной ротондой было сплошное солнечное марево; Лаватерра бы закрыла лицо руками, но сегодня она решила, что не вправе трусить, и со всей своей смелостью шагнула навстречу великолепию поздней весны. Утренний ветерок ещё не утих; воздух был ещё свеж, напоминая о ночной непогоде; посыпанные гравием дорожки радостно хрустели под ногами. Лаватерра шла широким шагом и дышала во всю силу лёгких. Ей хотелось вобрать в себя весь этот едва уловимый, сладостный тонкий аромат который витал вокруг неё, подобно невидимой легкокрылой фее. Во всяком случае, когда тень первых молодых листьев, принадлежащих раскидистым грабам, коснулась её волос и ей перестало слепить глаза, Лаватерра решила, что волшебство всё же было на свете.
Она остановилась у любимого прудика, где летом плавали белые лебеди и цвели восхитительные лилии, а зимой в снегу резвились дети, бегая по льду наперегонки. Лаватерра села на скамейку, гордо не обращая внимания на косые взгляды, летевшие на неё с разных сторон. Ясное дело, все они недовольны. Даже возмущены. Как она смела явиться в парк одна? Разве она обладает достаточными для этого правами?
«Земля для того и создана, чтобы человек по ней ходил, - говорила себе Лаватерра, засматриваясь на зыбкую жемчужно-медную гладь. – И никакие общественные предрассудки не могут заставить человека отказаться от права ходить там, где ему завещано Господом».

Дальше начинается полная неразбериха. Я ещё посижу над этой сценой, потому что она вышла ну о-очень emotional.
Но - обещала, делаю - вот что я внезапно сегодня открыла для себя. Спокойно, никого не трогая, я пересматривала седьмую серию "В поисках капитана Гранта". Так вот, господа, то место, где Жюль Верн беседует с Марко Вовчок о своих книгах, России и Тургеневе, - это парк Монсо! Да-да, я была приятно потрясена!..
Завтра обязательно-преобязательно выложу адекватный скрин. А сейчас не получается...
Самое потрясающее и интригующее - то, что коллонада в нём показана со своей внешней стороны!.. Потом станет ясно почему.
А это парк Монсо глазами Клода Моне:

@музыка: Алексей Рыбников - "Аллилуйя Любви!"

@настроение: восторженное

@темы: совпадения, фанфики, Любовь