На свой страх и риск

[Anna_Dreamer]

Ну вот, я и здесь, я и предоставляю на суд тех немногих, кто знает этот захолустный уголок моего разума, ту самую «полную неразбериху». Ох, чувствую, кому-то она сильно не понравится.
Так, но для начала надо сообщить, как у меня и что, - всё-таки это дневник и в нём положено писать вещи подобного рода. Хотя какой он, к бриттам, дневник? - ведь я пишу в нём, можно сказать, только ночью. Следовательно, он - самый настоящий ночник, простите за глупый каламбур. Итак, осталось (страшно подумать) три дня до 1 сентября. 31-ого - собрание первокурсников, а 30-ого нам объявят наконец, какие специальности кому достались. Сегодняшний день - это настоящее начало Всемирного Потопа (обидно, что самого главного в ковчег не возьмёшь)! Несмотря на явную депрессию у природы, я рискнула высунуть на улицу свой нос и отправиться в Детский Мир за канцтоварами. Ничего не поделаешь, это стало уже почти традицией, вот только я уже который раз езжу туда одна. «Иных уж нет... а те далече» - а некоторые даже и замужем. Чувствуешь себя гордым обитателем собственного необитаемого острова. Боже, какие же в этом сезоне умопомрачительные дневники! Просто локти кусаешь от осознания, что тебе больше ими не пользоваться.
Так, теперь отвлечёмся от беспрерывного потока разрозненных мыслей и вернёмся к более высокому. Петербруг хотя и не явился источником фонтанирующего вдохновения (чересчур много впечатлений - тоже плохо), но всё-таки и там я добросовестно писала. За последнее время я вдоль и поперёк перепахала то, что даже и сейчас боюсь выкладывать, ибо, господа, иначе быть просто не может. Но раз уж решила - надо, правда? тем более что негоже обрывать «публикацию» OLS.

Так, последнее замечание перед шагом в неизвестное: чтобы упорядочить описываемые события, приходится поменять название второй главы на «Lucem» (свет - лат.), а третьей главе, которой только предстоит здесь появиться, присвоить название второй. Зайдя далеко вперёд, я и забыла, в каком виде публиковала начало.

«Земля для того и создана, чтобы человек по ней ходил, - говорила себе Лаватерра, засматриваясь на зыбкую жемчужно-медную гладь. – И никакие общественные предрассудки не могут заставить человека отказаться от права ходить там, где ему завещано Господом».
И едва эта мысль пришла ей на ум, едва тот шальной ветерок, что занёс в её сознание философию, пролетел над её волосами, едва луч солнца задел гирлянду из искусственных колокольчиков на нё шляпке, – тут оно и случилось.
Внезапно слух исчез – мир потерял звучание. Лаватерра в недоумении хватала воздух ртом, не слыша собственного дыхания; нечто странное, но необъяснимо приятное наступало в посвежевшем воздухе.
Разом посветлело и вокруг, и внутри, какая-то благодать расцвела в душе Лаватерры, и она, необъяснимо неспособная ничего поделать, повиновалась воле какой-то высшей силы. Покорная и необычно восторженная, она встала и пресекла парковую дорожку, неотрывочно глядя на ту сторону пруда. Там, кажется, и был источник, светило благодати, потому что противоположный берег был залит искрящимся, торжествующим светом.
Там, где солнце сходилось с землёю, то есть там, где золотые лучи стелились по тропинкам, высилась, обрамлённая тёмными ивами, колоннада Коринфа. Когда солнце поднималось над парком Монсо, нужно было встать перед ней под определённым углом, чтобы увидеть его, бьющее, словно родник, сквозь её колонны. Но сегодня – когда небо было далёко и солнце уже начало отражаться в зыбкой глади пруда – там нельзя было найти той первой звезды, которую человек увидел у себя над головой. Взамен солнечного от колонны к колонне двигался сгусток другого, осязаемого света, и он ни в чём не уступал своему собрату.
Когда глаза Лаватерры привыкли к этому ослепительному сиянию, затмевавшему собой всё мыслимое и немыслимое, она увидела перед собой человека.
Ужели этим источником Света был всего-навсего человек?..
Он двигался так медленно, так плавно и с такой божественной грацией, что казалось, будто физические законы не властны над ним. Что он сам диктует себе правила жизни, бытия и чувств, что он способен остановить движение воздуха, заставить время течь медленнее и обратить секунду в целую вечность… На самом деле, конечно, эти невероятные способности ему не принадлежали. И он делал такие же шаги, как и все те, кто двигался, шумел и разговаривал прямо рядом с ним. Но Лаватерра перестала воспринимать людей, перестала понимать, что они там вообще были, что они существовали. Всё, что помимо него каким-то образом осталось на свете, обратилось в нечто даже менее осязаемое, чем самая бесплотная тень. И его фигура, таким образом, оказалась единственным, что было ещё живое и бесценное на свете – а он шёл, то появляясь, то исчезая, и всякий раз, когда его проникающий в самое сердце образ скрывался, Лаватерре хотелось биться, кричать и плакать – лишь бы приблизить тот момент, когда он появится снова. Без него воздух переставал быть живительным. Без него вода не освежала, а солнце не давало тепла.
Его мягко облегал, будто являясь частью его естества, самый обычный чёрный сюртук, чёрные же брюки будто влитые сидели на нём и не стесняли его плавных, раскрепощённых движений. Белый жилет и туго затянутый шейный платок, будто призванный защищать горло от зловонного воздуха, были всё же не так белы, чтобы оттенить необычайную бледность его лица, ту гордую матовую бледность, которая переспорила бы первенство у мрамора.
У него и было лицо мраморной статуи – ожившее совершенство мраморной статуи, в которой билось и гнало кровь живое, человеческое сердце. В парке Монсо они были повсюду – сидящие, стоящие фигуры, фигуры с колчаном за плечами, с младенцами на руках, с натянутыми луками и выражением неизъяснимой муки на застывших, потемневших лицах. Но только он был живым, только он дышал – Лаватерра видела, как грудь его вздымалась, – и это делало его возвышенней самого безупречного мраморного изваяния.
Достаточно было беглого взгляда на его лицо, чтобы ваше сердце осталось поражённым. Вы не поймёте, откуда в нём такие нити, такие струны, – о существовании их вы даже не подозревали! Он слегка приподнял голову, блестящие чёрные кудри сыпались на покатые мужественные плечи, и взгляд его летел, подобный выпущенной из клетки птице, и потрясал своим выражением. В нём застыл вечный, неизъяснимый, ужасный вопрос. Это было такое острое, такое жгучее желание познать, увидеть, привести в ясность, что невольная дрожь пробивала тело. Когда этот взгляд затухал, отвлечённый просвеченной солнцем веткой дерева, или щебечущим воробьём у него под ногами, или рябью на глади пруда, на лицо его нападала задумчивость такой тонкой печали, что становилось жаль его, даже если вы видели его в первый и последний раз.

Лаватерра снова ощущала себя: под ногами совершенно точно был гравий, а над её головой, несомненно, шумел раскидистый граб. Также она отдалённо помнила место, где находилась, и свою прежнюю жизнь, неясным, тусклым пятном маячившую позади. Мир приобрёл в её глазах какую-то тусклость: он был – но был совершенно не важен. Вся её цель, которая только могла быть понятной, и весь её долг, который только мог быть святым, – составлялись в том, кто жил и двигался на другой стороне пруда.
За всю свою короткую жизнь Лаватерра успела увериться, что подобного нет и просто не может быть, – оно существует только в отражении романтически одиноких развалин старого готического монастыря. И вот она видит свои смутные мечты во плоти: он похож на сон или на видение, он настолько непостижим, огорожен и неприступен, настолько невероятен и вместе с тем настолько человечен, - что земля начинает уходить из-под ног…
Пока он двигался, изящный и безупречный, словно гордый бриг, Лаватерра как загипнотизированная следовала за ним; не в силах отвести взгляда, захваченная в сети какого-то необыкновенного повиновения, она шла вдоль самого пруда и словно смерти боялась потерять его из вида. На её глазах он вдруг остановился – и внезапно всё вокруг приобрело свою привычную скорость. Зашумела листва, заговорили люди. Он перестал скользить и опустил голову, со странной тяжестью посмотрев на набалдашник своей дорогой трости; когда он выпрямился, его голова повернулась чуть левее – он вполне мог заметить её.
Едва Лаватерра поняла это, как что-то обожгло её с головы до ног. Необъяснимый страх охватил её неопытное, неиспытанное сердечко; она безумно испугалась его глаз и стремглав бросилась бежать, едва не теряя по дороге шляпку. Забывая поднимать полы своего лучшего выходного платья, она спотыкалась и пачкала его, но даже этого не замечала. Она не замечала даже и того, что люди оборачивались и недвусмысленно смотрели ей вслед; впрочем, с тех пор, как она решила стать глухой к общественному мнению, она бы и не обратила на это внимания.
Лаватерра бежала без оглядки. В несколько стремительных мгновений она оказалась у ротонды, затем миновала её и чуть не сбила с ног кучера, когда запрыгнула в карету. И только оказавшись внутри, она почувствовала себя в относительной безопасности.
-Домой! Домой!.. – задыхаясь, выкрикнула она.

@темы: фанфик, жизнь в прогрессии

Comments

[Marie Paganel]

Извини, фик я почти не читаю - так, глазами пробегаю. Я эпилога терпеливо жду (и всё время хочется немножко поклянчить: ну когда-а-а же будет эпилог?.. хоть бы точно знать, что Сайрес приедет, с добрыми глазами неизвестного цвета и в запорошённом снегом синем мундире...). Странно всё-таки - ждать окончания фика ради одного эпилога. Только где ж мне ещё про миссис Смит почитать?
Бросилась в глаза фраза "к бриттам". Давно ты так ругаешься?))

[Anna_Dreamer]

Довольно давно.))

[Marie Paganel]

Осмелюсь спросить: на это никак не влияла "Одиннадцатая рана"? Я сама употребляю это слово после с этого фика

[Anna_Dreamer]

В утешение могу сказать, что и до "Одиннадцатой раны" могла выразиться подобным образом, - но отрицать не буду.)

[Marie Paganel]

Можно сказать, что употребление этого слова в неуважительном, пренебрежительном, отрицательном и т д. значении спровоцировал Верн А у нас, как обычно, никаких авторских прав нет, материальной прибыли не извлекаем)))
В связи с этим подумала: хотелось бы, чтобы никто не ассоциировал меня с героями, от лица которых я пишу. Надо, наверное, указывать в шапке, что точка зрения героев может не совпадать с точкой зрения автора. Во избежание, так сказать.

[Anna_Dreamer]

А я совсем не думала следовать за твоим мнением , не волнуйся, меня другие товарищи за собой ведут.)) На самом деле довольно легко понять (мне, во всяком случае), где точка зрения героев совпадает с авторской, а где нет.

[Marie Paganel]

))Я ведь верновских бриттов люблю. Особенно Фогга, Фергюссона и Гаттераса (не к месту вспомнила, ну да ладно)
Странно, а я никогда не могла чётко понять, с кем из персонажей моя точка зрения совпадает. И чего меня на безумные смайлики потянуло?..

[Anna_Dreamer]

Зато весело.) Фогг и Фергюссон - согласна, ребята очень хорошие!