Today is only yesterday's tomorrow
Я запоздало, но всё-таки делюсь своими размышлениями по поводу загадки разночтений девиза капитана Немо.
читать дальшеКазалось бы, что здесь непонятно? Mobilis in Mobile - его знают все, как бы дурно относительно профессора Аронакса они ни были знакомы с языком Цицерона. Всё свелось к оправданию одной-единственной буквы.
Из-за этой буквы всё и началось. Проблема оказалась в том, что роман «Таинственный остров», по иронии судьбы или по каким-то другим причинам стоявший у меня на полке задолго до того, как в мою жизнь вошёл капитан Немо, однажды перевернул чудесное неведение с ног на голову. «Наконец, - говорит М. Салье, - его глаза остановились на девизе, украшавшем фронтон этого музея, - девизе «Наутилуса»: "Mobilis in Mobili"». (спасибо за любимую расстановку знаков препинания). Вот так, господа! Кто-нибудь что-нибудь в этом понимает? Разумеется, первейший порыв: это ошибка переводчика/недосмотр редактора/опечатка минского издания/халатность советчины/etc. О, если бы всё было так просто! Если бы можно было предположить, на худой конец, что Гедеон Спилет, находившийся в понятно каком состоянии, просто ошибся - ведь он не профессор естествознания, с латынью знаком в лучшем случае на уровне университетской камчатки (что вообще придумали мы, и это никак не может быть гарантированной правдой). Ну мало ли... Ан нет. Нам приходится констатировать, что в данном случае ошибся не американский журналист, а французский учёный. И вот почему.
Что такое, по сути, mobilis in mobile? Это два стоящих рядом прилагательных. Прилагательное mobilis относится к третьему специфическому склонению для своей части речи, в таком виде может называть и мужской, и женский род, а средний выглядит как mobile. Предлог in, никак уж нам не безызвестный, ведёт себя предсказуемо. Он может значить либо одно, либо другое. В случае, если под ним имеется в виду направление движения (в подвижную среду, в Италию), используется Accusativus, банальный Винительный падеж, как и у нас, по правде говоря. Но мы понимаем, что в данном случае это совсем не подходит. Второе: если in обозначает нахождение где-либо (в Италии, в подвижной среде), используется Ablativus, что на русский язык мы здесь переводим Предложным падежом. Оно-то нам и надо. Всё было бы чудесно, если бы прилагательное mobile - подвижное, в субстантивированном виде подвижная среда - могло иметь в Аблативе -e. Но оно имеет -i.
Боже мой, как это могло получиться?! Как могло выйти, что профессор Аронакс, достаточно хорошо знающий латынь, только что говоривший по-латыни и, следовательно, ещё думающий частично на ней, мог допустить такую ошибку? Где же были его глаза? Самое странное, что оригинал "Двадцати тысяч лье..." даёт ту же самую несчастную -е; а вот, как это ни прискорбно, перевод 72-ого года на английский язык имеет Mobilis in Mobili, грамматически правильный вариант.
Я бросаюсь в грамматику французского языка. Быть может, думаю, сказалось влияние родного языка, быть может, там это прилагательное имеет такое окончание?.. И натыкаюсь на глупейшую ситуацию. Во французском языке прилагательные изменяются только по родам. Они не склоняются. Хоть французский язык весьма близок к латыни.
Оригинал "Таинственного острова" даёт столь же неутешительные результаты.
«...et, enfin, ses yeux s’arrêtèrent sur cette devise inscrite au fronton de ce musée, la devise du Nautilus: Mobilis in mobili». Это позволяет сделать вывод, что у всех переводчиков (кроме Игн. Петрова, который, видимо, схватился за голову от такой несуразности и предпочёл вовсе не выводить оригинал девиза в свет; upd: и Марко Вовчок, которая такая же женщина, как и я, и весьма тяжко расстаётся с прикипевшим, я думаю) эта -i сохраняется, ведь кому придёт в голову проверять правильность окончания латинского прилагательного!..
Разумеется, я отказывалась верить. Слова "точное факсимиле", очаровывающий шрифт девиза и инициала, наконец, привычка верить на слово Жюлю Верну не давали мне убедить себя в том, что он глупо и невозможно ошибся. Можно допустить просчёт в расстояниях, можно поместить на Северный полюс вулкан, можно заставить функционировать подводное судно, на деле на то не способное; можно выстрелить снарядом из пушки на Луну - но как можно ему, французу, так хорошо образованному человеку, юристу, ошибиться в употреблении окончания латинского прилагательного?! Нет, товарищи, это очень грустно.
В отчаянии я продолжила рыться в учебнике. Если в парадигме склонения прилагательного mobile, рассуждала я, такого не существует, нельзя ли объяснить это аналогией с другими парадигмами? Ведь латынь - язык мёртвый в том смысле, что он общественно не развивается, а значит, его система подвижна в том качестве, что ею можно играть, допускать, ссылаться... Так и есть. Прилагательные собственного III склонения изменяются почти так же, как существительные настоящего III склонения, гласного варианта. Я взглянула на слово mare (да-да, это море): оно тоже среднего рода, как mobile, и в единственном числе склоняется точно так же: mare - maris - mari - mare - mari (тот самый Аблатив). Но! Тут я вижу сноску! Она говорит, что в трёх случаях был зафиксирована форма Аблатива ед. ч. mare - и не у кого-нибудь, а у Платона! Уж если для Платона взялись за аналогии и допустили -e в этом случае, то кому, как не ему, верившему в Атлантиду, оправдать капитана Немо! Я скорее поверю, что Аронакс ошибся, что ошибся Жюль Верн, чем допущу, что это Капитан невероно употребил окончание!
Это доказывает, что вариации в III склонении всё-таки возможны, и поэтому совсем-совсем ошибкой г-на Верна это считать нельзя. Но то, что уже в "Таинственном острове", да что там, в английском переводе "Двадцати тысяч лье..." (хоть это отвратительно - на него ссылаться) идеально верный вариант восстановлен, говорит нам о том, что бета-ридер был недоволен, да и автор наверняка пожалел об этой -е, и правильная форма возобладала.
читать дальшеКазалось бы, что здесь непонятно? Mobilis in Mobile - его знают все, как бы дурно относительно профессора Аронакса они ни были знакомы с языком Цицерона. Всё свелось к оправданию одной-единственной буквы.
Из-за этой буквы всё и началось. Проблема оказалась в том, что роман «Таинственный остров», по иронии судьбы или по каким-то другим причинам стоявший у меня на полке задолго до того, как в мою жизнь вошёл капитан Немо, однажды перевернул чудесное неведение с ног на голову. «Наконец, - говорит М. Салье, - его глаза остановились на девизе, украшавшем фронтон этого музея, - девизе «Наутилуса»: "Mobilis in Mobili"». (спасибо за любимую расстановку знаков препинания). Вот так, господа! Кто-нибудь что-нибудь в этом понимает? Разумеется, первейший порыв: это ошибка переводчика/недосмотр редактора/опечатка минского издания/халатность советчины/etc. О, если бы всё было так просто! Если бы можно было предположить, на худой конец, что Гедеон Спилет, находившийся в понятно каком состоянии, просто ошибся - ведь он не профессор естествознания, с латынью знаком в лучшем случае на уровне университетской камчатки (что вообще придумали мы, и это никак не может быть гарантированной правдой). Ну мало ли... Ан нет. Нам приходится констатировать, что в данном случае ошибся не американский журналист, а французский учёный. И вот почему.
Что такое, по сути, mobilis in mobile? Это два стоящих рядом прилагательных. Прилагательное mobilis относится к третьему специфическому склонению для своей части речи, в таком виде может называть и мужской, и женский род, а средний выглядит как mobile. Предлог in, никак уж нам не безызвестный, ведёт себя предсказуемо. Он может значить либо одно, либо другое. В случае, если под ним имеется в виду направление движения (в подвижную среду, в Италию), используется Accusativus, банальный Винительный падеж, как и у нас, по правде говоря. Но мы понимаем, что в данном случае это совсем не подходит. Второе: если in обозначает нахождение где-либо (в Италии, в подвижной среде), используется Ablativus, что на русский язык мы здесь переводим Предложным падежом. Оно-то нам и надо. Всё было бы чудесно, если бы прилагательное mobile - подвижное, в субстантивированном виде подвижная среда - могло иметь в Аблативе -e. Но оно имеет -i.
Боже мой, как это могло получиться?! Как могло выйти, что профессор Аронакс, достаточно хорошо знающий латынь, только что говоривший по-латыни и, следовательно, ещё думающий частично на ней, мог допустить такую ошибку? Где же были его глаза? Самое странное, что оригинал "Двадцати тысяч лье..." даёт ту же самую несчастную -е; а вот, как это ни прискорбно, перевод 72-ого года на английский язык имеет Mobilis in Mobili, грамматически правильный вариант.
Я бросаюсь в грамматику французского языка. Быть может, думаю, сказалось влияние родного языка, быть может, там это прилагательное имеет такое окончание?.. И натыкаюсь на глупейшую ситуацию. Во французском языке прилагательные изменяются только по родам. Они не склоняются. Хоть французский язык весьма близок к латыни.
Оригинал "Таинственного острова" даёт столь же неутешительные результаты.
«...et, enfin, ses yeux s’arrêtèrent sur cette devise inscrite au fronton de ce musée, la devise du Nautilus: Mobilis in mobili». Это позволяет сделать вывод, что у всех переводчиков (кроме Игн. Петрова, который, видимо, схватился за голову от такой несуразности и предпочёл вовсе не выводить оригинал девиза в свет; upd: и Марко Вовчок, которая такая же женщина, как и я, и весьма тяжко расстаётся с прикипевшим, я думаю) эта -i сохраняется, ведь кому придёт в голову проверять правильность окончания латинского прилагательного!..
Разумеется, я отказывалась верить. Слова "точное факсимиле", очаровывающий шрифт девиза и инициала, наконец, привычка верить на слово Жюлю Верну не давали мне убедить себя в том, что он глупо и невозможно ошибся. Можно допустить просчёт в расстояниях, можно поместить на Северный полюс вулкан, можно заставить функционировать подводное судно, на деле на то не способное; можно выстрелить снарядом из пушки на Луну - но как можно ему, французу, так хорошо образованному человеку, юристу, ошибиться в употреблении окончания латинского прилагательного?! Нет, товарищи, это очень грустно.
В отчаянии я продолжила рыться в учебнике. Если в парадигме склонения прилагательного mobile, рассуждала я, такого не существует, нельзя ли объяснить это аналогией с другими парадигмами? Ведь латынь - язык мёртвый в том смысле, что он общественно не развивается, а значит, его система подвижна в том качестве, что ею можно играть, допускать, ссылаться... Так и есть. Прилагательные собственного III склонения изменяются почти так же, как существительные настоящего III склонения, гласного варианта. Я взглянула на слово mare (да-да, это море): оно тоже среднего рода, как mobile, и в единственном числе склоняется точно так же: mare - maris - mari - mare - mari (тот самый Аблатив). Но! Тут я вижу сноску! Она говорит, что в трёх случаях был зафиксирована форма Аблатива ед. ч. mare - и не у кого-нибудь, а у Платона! Уж если для Платона взялись за аналогии и допустили -e в этом случае, то кому, как не ему, верившему в Атлантиду, оправдать капитана Немо! Я скорее поверю, что Аронакс ошибся, что ошибся Жюль Верн, чем допущу, что это Капитан невероно употребил окончание!
Это доказывает, что вариации в III склонении всё-таки возможны, и поэтому совсем-совсем ошибкой г-на Верна это считать нельзя. Но то, что уже в "Таинственном острове", да что там, в английском переводе "Двадцати тысяч лье..." (хоть это отвратительно - на него ссылаться) идеально верный вариант восстановлен, говорит нам о том, что бета-ридер был недоволен, да и автор наверняка пожалел об этой -е, и правильная форма возобладала.