Буду тут добавлять, исправлять и всячески стремиться к логичности изложения.
Почему "Безымянное семейство"? Почему не "Семья без имени"? Название более благозвучно; да и небольшому количеству человек - всего трём несчастным душам - куда более подходит сиротливое
семья, нежели значительное и пышное
семейство. Дело в том, что люди, о которых сейчас пойдёт речь, сознательно отказались как бы то ни было именоваться - и один из них, в силу чрезвычайной распространённости своего христианского имени, взял прозвище "Безымянный". Такая новая фамилия, отражённая в оригинальном "Famille-sans-nom", должна была остаться и в переводе: потому Фантлаб несколько не прав, избирая "Семью без имени" в качестве основного названия.
Зверские спойлерыНеобходимо заострить внимание на факте: эти люди не поменяли фамилию. Они просто отказались её носить. Фамилия для них - клеймо; везде и повсюду Моргаз - это приговор; нигде они не найдут покоя, нигде на них не посмотрят ласково и не дадут приюта. Они прокляты.
Они прокляли сами себя. Бриджета и её чудесные сыновья, Джоан и Жан: это не общественное мнение, не каждый франко-канадец с сердцем патриота - это первую очередь они сами бросили себя на вечные страдания. Они безропотно приняли: Симон Моргаз - это их позор. Их вина. Их бремя. И всю свою жизнь они посвятят тому, чтобы искупить зло, причинённое их родным человеком. В их сердцах - навсегда тьма и мороз: они больше не могут жить. Они могут только влачить тягостное существование, каждую секунду сгибаясь под инфернальной тяжестью своего преступления. Надо сказать, что совершенно смиренны Джоан и Бриджета - однако не Жан. Об этом свидетельствует самая деятельность, кою Жан себе избрал в качестве долга и кары. Бриджета сидит в заточении в своём "Запертом доме"; Джоан ушёл в священники, полагая, что карать его будет Господь; Но Жан! Жан борется - Жан становится душой восстания. Он деятелен в своих отчаянных попытках исправить страшную ошибку, от которого пострадали славные патриоты, и он - хотя бы внешне - не верит, что не сможет её исправить. А вот Бриджета и Джоан - они раз и навсегда сказали себе, что покаяние тщетно. Позора с них не снимут - никто не снимет. Именно поэтому Джоан не просто аббат - он воинствующий аббат. Если бы он верил в спасение - он бы простил всему миру то, что как поступили с его душой, сделался бы кротким, мягким, отрицал бы любое насилие - однако перед нами пламенный патриот, храбрый воин, вооружённый мечом, а не милосердием. Это потому, что Джоан никогда не простит сам себя. И Джоан умирает за Жана из тех же болезненных, тяжких рвений к искуплению, которого не чает найти. Но... вот удивительно. Находит. Его смерть - это его избавление. О чём он молил брата, к чему он взывал, убеждая бежать и бросить его в камере, - то и толкнуло его на самопожертвование. То его и оставило, как только жертва свершилась. И Джоан - я уверена - умер с улыбкой на устах.
Для Бриджеты тяжесть мужниного греха оказалась смертельной. Она из всех троих больше всех страшилась, что правда будет открыта. И вот её окружили! Вот они, люди, которые ненавидят её мужа всеми фибрами души, они готовы растерзать её! И тогда к ней приходит: публичное бичевание, смерть её дорогого старшего мальчика и позор младшего - этого достаточно для искупления. И ей на сердце проливается благодатное тепло. Она умирает, раненая в душу зверствами толпы, - умирает с улыбкой на устах.
И Жан завидует ей, завидует смерти. Он хочет так же, он хочет вслед за ней освободиться. Его протест против самоосуждения обречён - Жаном же, - однако он имеет место быть. Жан воюет - и Жан любит. Он признаёт, что любит, и признаётся, что любит, - но отталкивает руки дорогого существа и отстраняется от неё. Жан гордо уходит от людей, которых собирался вести на последнюю битву, - но он возвращается. Он не может не вернуться. Самим собой он осуждён на вечные муки. Любовь к Родине, горячее стремление видеть её свободной - всё в нём, как и в Джоане, в Бриджете, тесно, болезненно переплетено с неизбывной виной. Он идёт на бой, но не за победой - он идёт на смерть. Нотка патриотизма в этом последнем сражении для Жана Безымянного звучит тише, чем его тяга к самоуничтожению. И всё происходящее на Ниагаре внезапно из стычки обращается в хаос, в бойню. Погибают люди - погибают фатально и неизбежно, их смерти - как точки в перечне необходимого; невозможно, чтобы они остались в живых.
Храбрость и мужество Жана всегда были лишены внутреннего огня. Они были пусты, как брошенный дом, и всё, что в нём горело, горело вотще. Оно выгорало и вырождалось в бессловесный вопль, которому не будет утешения.
Фатальны два выстрела, что смертельно ранят Жана и бросают его на палубу обречённой «Каролины». Фатальны резня и пожар, устроенные на корабле. Всё сейчас обратится в прах - и последними словами Жана становятся: «Искупление... искупление...» - да! этот бедный мальчик наконец нашёл мир для себя. И в последнее мгновение он и Клара счастливы, потому что Жан может теперь любить её. У его горестной жизни счастливый конец: он соединился со своей любимой женщиной, с которой у него не было надежды на земное счастье. Жан Безымянный умирает с улыбкой на устах.
Кинематографичный до ужаса роман. Я вижу всё, что происходит, как наяву.
Жан должен появляться в падении Ниагары - с обнажённым клинком, в расхристанной блузе, с растрёпанными волосами: и он приземлится, твёрдо встанет на ноги; и он бесстрашно бросится в битву. Потом, когда «Каролина» с его готовым покинуть тело, умиротворённым духом сверзится вниз и исчезнет в водопаде, это будет завершение композиции. Всё должно начаться и кончиться рекой Святого Лаврентия: через неё хорошо будет показать историю канадской борьбы за независимость - и в её водах кончится эта печальная повесть.
Москвин не прав - в корне не прав. Верн не говорит нам, что дети обязаны отвечать за преступления отцов. Он говорит о том, что тяжесть преступлений, рухнувшая на плечи детей, не позволит им жить, если они сами эту тяжесть не сбросят. Герои "Безымянного семейства" не сбрасывают тяжесть. Они выбирают, в силу чистоты и благородства своих израненных душ, пожизненное самобичевание. Они выбирают навсегда остаться Безымянными. Для них конфликт, который мы видим в Жане, неразрешим: только смерть может принести им искупление. Итак, в человеке сражаются два начала: начало долга, говорящее, что нужно нести свой крест, и начало индивидуалистическое, бунтарское, требующее признать собственное право на счастье. Позитивистский герой мечется!.. Да! Ведь недаром в "Безымянном семействе" так много от Гюго. Это романтизм, а в контексте Верна - неоромантизм; и Москвин, видевший капитана Немо, смеет сомневаться?! Надо быть слепцом, чтобы, превознося "Россказни Жана-Мари Кабидулена", не заметить мощнейшего света в "Безымянном семействе". Спасибо художнику - И.И. Пчёлко. Образы потрясающие. И проиллюстрированные эпизоды - все как на подбор; именно они заслужили иллюстраций.
